Astana Cycling Team

за середину март и мы с тобой не встретились опять…
скучаю, делать нечего, в чернила обмакну перо,
на середину отлистаю тонкую тетрадь
и гляну за окно — там снег,
шуршат и удаляются шаги,
торопятся скорей попасть в тепло,
увы, спешим по улице не мы…
ты где-то чертишь каблучками снег,
я — здесь… и покрываю знаками тетрадь,
мы продолжаем повесть о разлуке:
за середину март и мы с тобой не встретились опять

Когда же наши ребята нас порадуют победами?(((

никто ничего не знает
а писать есть чего
и моему украинскому другу я рекомендую следующее
_________________________
☠️☠️☠️
я открыл один глаз и увидел рыдающую надо мной жену.
я открыл второй глаз — прикладывая к ресницам платок, напротив жены, дрожала плечами моя мама…
и я понял!.. все случилось! я умер и валяюсь теперь в гробу, но чудеснейшим образом могу наблюдать за своими похоронами, оставаясь для собравшихся бездыханным, холодным телом — веки мои смежены, глаза — каменно-недвижимы…
и я решил наблюдать!
мое последнее ложе было устроено невероятно тесно. колючая и шершавая китайская погребальная парча лезла в уши. неловко спадала на лоб и зудила тело, сквозь китайский же погребальный смокинг. сосна гроба была нетёсана, изобиловала занозами, лежать на доске было жестко и правая ягодица и левый локоть влипли в свежую, ароматную смолу.
в моих ногах стояла вереница женщин с испорченным макияжем и под солнезащитными очками — солнца не было в этот день, но были похороны…
у той, что стояла ближе всех, я видел, как жгучая слеза, вынырнув из-под тёмной линзы, чертила по щеке зигзагом блестящую серую линию и набухала, замедлив движение, тяжёлой черной каплей…
я вгляделся в их лица, оттенённые траурными косынками и шляпами и не без тщеславия отметил: густой макияж каждой без исключения дамы подвергся серьёзной коррекции со стороны внутренней, солёной влаги организма.
кто все эти женщины? почему слёзы горячими ручьями пачкают их лица? почему эти огромные очки на них, за которыми я не вижу глаз?..
но вот я узнал одну. и вторую. и внешность третьей мне показалась знакомой. четвёртую я узнал по размеру бёдер. пятую — по плавным обводам осиной талии. я припомнил, как бархатная кожа бюста шестой женщины ласкала тугую и смуглую ткань моего торса затянутого в мышцы… а седьмую я узнал по губам — венчающим страстные уста изящным, алым бантом!
да-а-а!.. хороши же чертовки! — лежал и думал я…
но больше мы никогда не встретимся! и не развернётся ввысь звёздная чернь летнего, душного неба. не споют в липкой тишине июльской ночи для нас сверчки — неугомонные спутники и верные стражники нашей любви. не захватят шёлк белья судорожные пальцы в ярком маникюре. и, да — не сольются горячим потом тела источая оргазм!
всё кончено. и всё в прошлом.
и по рекам ваших слёз, мои дорогие, я уплыву в тихий океан безвременья…
но сейчас — время ещё есть. и, покуда, оно терпит меня на тверди бренной суши я продолжаю наблюдать.
я силюсь изогнуть шею назад. ощущаю затылком, как собирается под ним вата блинообразной подушечки. я завожу глаза за лоб, пытаясь увидеть, что творится в голове моего гроба: там толпятся мужчины…
ближе отец и зять. и закадычный верный друг — очевидец моей жизни, помощник и выручатель, спасательный круг и тяжёлый якорь, не давший стремнинам судьбы, до времени, сорвать и бросить меня в адскую бездну передозировок, в гибельную лужу крови, которой захлёбывается на разборках криминал.
эти ребята не плачут. кроме отца. тот по-возрасту сентиментален и роняет в кулак скупую мужскую слезу.
остальные молчат. кто скромен под кайфом. кто в абстиненции, молча ждёт когда же это закончится.
прощай, отец! мы больше не посмотрим велогонок по евроспорту. не разругаемся, когда я безапелляционно заявлю: «пап, а ведь россия, скоро станет править миром…и она наша старшая сестра!..»
короче, прощайте пацаны, а унывать — есть ненашенское!
…и все чинно молчат. и всё, как на похоронах. скорбь разлилась по неподвижным лицам… и только набежавший ветерок, забавляясь, перекручивает чёрные ленты, играет и шелестит в бумажных бутонах траурных венков…
плачет только мать и жена.
мать. мама. мамочка… нет я не буду говорить о морщинках, которые бороздят обильные слёзы. моя мама не из тех кого, преждевременно, состарила разухабистая и шальная жизнь балованного сыночка. моя мама выглядит много моложе своих шестидесяти пяти. она красива и строго подобрана чёрным убранством платья. собственно, морально она уже была готова к моим похоронам. и не раз прокручивала в голове скорбный сценарий. она не плачет в голос. она произносит, будто, сама для себя:
— руслан, сын, ты прожил жизнь полную радостей и ошибок, но ты не был несчастлив, ты был любим всеми нами и оберегаем судьбой… и, наверно, это счастье и есть! покойся с миром и пухом тебе земля…
моя жена. теперь сорокалетняя вдова менее сдержана. слёзы давно смыли краску с её лица. запас платков промок и она плачет в нашего рыжего кота. плачет и произносит:
— милый, родной, любимый, единственный!..
и эти слова то ли мне, то ли рыжему коту?.. и меня начинает, мучительно, интересовать этот вопрос: мне она это говорит или коту?
а, тут, ещё крупная сосновая заноза иглой вошла в моё самое мягкое место.
я стал ёрзать. неустойчиво возлежащий на табуретках гроб перевернулся, опрокинул меня на пол и больно ударил по голове.
я счёл за благо больше не притворяться мертвецом.
увидев конфуз, неловко завершившейся постановки, мой близкий друг и союзник в деле её устройства, прыснул со смеху.
публика изобразила скучные гримасы.
любовницы пискнули.
пацаны — самые трезвые люди в этой компании — поспешили расходиться.
отец почесал затылок.
а мама, патетически, произнесла: ну, руслан в своём репертуаре…
обрадовалась неожиданной развязке только жена!..
кот фыркнул и бросился прочь, а моя верная спутница, осыпая горячими поцелуями, поспешила заключить меня в объятия…
вот и все похороны.
конец.
и спасибо всем кто читал до конца.
❤❤❤

весеннее обострение